25 ноября текущего года, 1996, исполнится десять лет, как я занимаюсь музицированием, написанием стихов, текстов к песням, прозы, рисованием картинок, производством записей - ну, и тому подобным.

Значит, как всё началось. В 1986 году был у меня друг. Сам он из Новосибирска. Некто Лёша Порфирьев. А я тогда слушал музыки разные, такого плана, там... "Boney M", потом "Iron Maiden", "Warlock", "W. A. S. P"... ну и прочая хуйня. Ну вот, внезапно... не помню, как всё было... собрались у меня дома - он жил (учился в школе) через подъезд от меня, этот Лёша. Мы с ним в бассейн вместе ходили каждое утро, в семь часов. И вот мы сели с ним вечером у меня дома. Был у нас под рукой магнитофон "Весна" сестры моей старшей. У меня тогда был такой катушечный магнитофон "Комета", очень старый, доставшийся мне в наследство от отца. А это был кассетный. Я разобрался, как там нажимать кнопки разные, запись там, говорил что-то... И вот, мы собрались с этим Лёшей. Сначала сидели, сидели... ну, слушали что-то. Вдруг прямо на ту же кассету, которую слушали мы, стали записывать что-то. А у меня имеется музыкальное образование, три класса, три года по классу баяна. Вот, и я там что-то на баяне пиликал, Лёша звенел там всякими железячками. Мы тут же соорудили какие-то там непонятные сооружения, по которым нужно было стучать там, бренчать... И я пел. Песни рождались на ходу, в голове, к сожалению, не помню. А, ещё же у меня сестра училась в музыкальной школе. Недоучилась, правда, о шесть лет, тем не менее, по классу фортепиано имеются. Вот, ну я, соответственно, на баяне, на фортепиано... просто мы в другую комнату потом перешли, я там на фортепиано играл что-то, ну и пел. Тексты, конечно, сейчас трудно вспомнить, да это и не столь важно. Важно другое - что если тогда это всё вот так вот сумбурно не началось, то... не знаю, собственно, был ли бы я сейчас вот таким, какой я есть? Но, тем не менее, всё, что ни делается - это к лучшему, я есть...

И мы записали полчаса. Естественно, на советскую кассету МК-60, потому что в то время были лучшие кассеты "Maxell-60", в голубеньком целлофанчике, девять рублей стоили они. Дорого было. Но я покупал потом, конечно - как бы оригиналы... Ну, мы записала полчаса. Было там песен пятнадцать, наверное. Это было в мой день рождения, 25 ноября 1986 года, и стукнуло мне тогда двенадцать лет. Потом, до Нового года где-то в том же составе (а, ещё нужно отметить, что у меня папа гитарист, он играл, причём постоянно одни и те же мелодии - "Цыганочка" и прочее на семиструнной гитаре). Ну я, соответственно, тогда играть не умел на гитаре, поэтому я изредка где-то постукивал, или Лёша постукивал, что-то подбренькивал - благо, что слух-то есть, какие-то даже ноты извлекали, аккорды... И вот до Нового года, соответственно, за месяц, мы записали ещё (уже на "Maxell") два альбома - тогда это так не называлось, это вообще никак не называлось, но тем не менее мы назвали это альбомами. Умора. Песни были тогда грустные, потому что я, допустим, в то время находился под огромным впечатлением от гибели космического корабля "Челленджер", плюс ко всему от всего, что случилось в Чернобыле в апреле месяце, вот и были очень длинные такие песни с рефренами типа ""Челленджер", зачем же ты разбился? Можно было жить... Люди были... Скольких детей сиротами оставил..." НАСА там упоминалось, Национальное Космическое Агентство Соединённых Штатов Америки. Чернобыльская тема тоже была затронута. Это до летних каникул 1987 года. Лёша всё переписал и уехал в Монголию на два года, ну и потом как-то это у нас потерялось. У него родители в Монголии работали, и он уехал с ними туда. Даже имела распространение эта запись в некоторых кругах. В частности, все мои знакомые, товарищи, соседи - все слышали. В Новосибирске имело место хождение среди Лёшиных товарищей-друзей и прочих, в русскоязычной диаспоре города Эрданат Монгольской Народной Республики, где собственно, и жил означенный Алёша в 1987-1988 годах. Там была школа, и она вся слушала - Лёша божился. А школа была серьёзная: учились в три смены, около полутора тысяч детей, и они всё это слушали. Ну, не знаю - нравилось, не нравилось... Но сам факт того, что я как бы считаю 25 ноября 86 года днём своего рождения как... поэта, что ли? Виршителя - от слова "вирши".

Вот, Лёша уехал, я остался один. В 1987 году на каникулах я впервые попал в город Ленинград. В Москве я и так бывал в течении и предыдущей жизни, и последующей, после 1986 года очень часто - всякие дела случались, что я бывал, а в Ленинграде я ещё не был. Перед этим я съездил в город Новосибирск, благо, что недалеко, - и там мне попалась кассета 90-минутая с записью группы "ДДТ", с альбомом... названия не помню, да и не хочется вспоминать. Там песни были "Мальчики-мажоры", "Весна", "Революция"... Я это услышал. Честно говоря, я её спиздил. Я познакомился с девушкой, взял кассету послушать... ну, и так получилось, что я её с собой увёз. А девушки той не встречал до сих пор. И - мурашки по коже пошли. То есть, естественно, я забыл металл слушать. Всё потому что для меня критерий такой "настоящести" музыки и прочего не только в музыке и вообще во всём. Это должно меня как-то торкнуть - картина это была, или книга, или человек, место, или, допустим, город, лес, птица... Всё, что угодно, должно задеть, найти отклик в моём сердце. И это нашло отклик. Я слушал. Я узнал, что они из Ленинграда. В Ленинграде я не был, поэтому под каким-то предлогом я... я выдумал... а, нет, я выписывал газету "Советский Спорт" и очень любил писать туда письма. И тогда я переписывался зимой 1986-87 года с одним парнишкой, Лёша, по-моему, звали. Из Ленинграда. И он меня очень звал в гости. И вот подошли каникулы, сдал я экзамены летние, я съездил в Новосибирск. Приехал. Пришло очередное письмо от Лёши. Был июнь месяц, и Алёша звал меня в гости. Я это всё освидетельствовал маме, был снабжён деньгами и билетом на самолёт в город Ленинград. И шёл мне тогда тринадцатый год. Я всю жизнь выглядел старше почему-то. И я улетел в Ленинград. Прилетел. Встретил меня Лёша, почему-то к себе не поселил. Он жил где-то в коммуналке, мама работала на "скорой помощи". Так мы с ним виделись раза два, съездили куда-то в Петергоф. Ну а я жил-поживал... То есть я ночевал просто, я не спал всё это время, что я был в Ленинграде, практически. А утром, в шесть утра, садился на автобус 36-ой, уезжал и шатался. Я был просто влюблён в этот город, поражён, обескуражен и покорён всецело. И, естественно, очень любил Невский проспект.

Вот однажды шёл по Невскому проспекту, по левой стороне, если от Московского вокзала идти к Адмиралтейству, к Эрмитажу, и возле магазина "Бирюза" увидел человека такого очень интересного. Костюмчик чёрный. И грудь у него вся была увешана значками, женскими брошками, всякой хуйнёй. Мне так интересно стало. А вокруг него было много ещё людей, волосатых, всяких. Я остановился, - благо, что рядом была подворотня, я зашёл в подворотню и смотрю. А они кричат что-то, выясняют. В результате я оказался среди них. Тут все начали пить. Портвейн какой-то... не помню какой, отвратительный. У меня были деньги, и я поучаствовал тоже в затее. Пару бутылок приобрёл, и мы все пошли куда-то во дворы пить. Как оказалось потом, это был Олег Гаркуша. Я с ним пообщался. Потом... Жив тогда ещё был "Сайгон", кафе "Север"... И незаметно ближе к вечеру... Встретились-то мы утром, конечно. И мы как-то к этому "Сайгону" пришли. Тут ещё подошёл тот самый Юрий Шевчук. Не знаю, как-то кумира себе не творил. Ну, Шевчук, Шевчук... Пьяный. Ночевать... почему-то я стеснялся всегда проситься. Если бы предложили, я бы, конечно, не отказался. Но мне пока не предложили. Ленинград вообще такой город не предлагающий, отвергающий. Ну, я уехал ночевать в аэропорт, а утром я опять поехал к "Бирюзе". Никого там не было. Потом пошёл к "Сайгону". Там тоже почему-то никого не было, и я пошёл вниз по Невскому. Тогда же я увидел - показали мне, я даже с ним немножко общался, выпивал, потому что все пили - с Борисом Гребенщиковым, который на долгое время затмил для меня всё остальное, потому что поэт он, в общем-то... Ну, можно сейчас сказать, что поэт он великий, из великих поэтов, таких, мёртвых, конечно, абсолютно - но великих. Великих мировых поэтов. Я с ним встречался потом несколько раз - не специально, правда, не где-то там, допустим, на Невском, на набережной... Он здоровался - тогда Борис Борисович со всеми здоровался.

Прошло время, я уехал домой. Без копейки денег. На последние деньги купил лаваш на станции метро "Морская". Очень мне нравилась улица Кораблестроителей, Финский залив, очень много времени провёл в одиночестве. Вот, и я уехал домой. Сначала поездом "Ленинград-Москва", потом поездом "Москва-Абакан", номер 68. В Новосибирск я приехал. Купил на последние деньги лаваша и трёхлитровую банку виноградного сока - мне хватило. Там познакомился с профессором медицины на вокзале. Денег у меня не было, и этот профессор купил мне билет в купейном вагоне. Пять рублей до сих пор должен. Приехал. Пришёл в школу, писал, причём писал, всё ещё находясь под впечатлением Шевчука и группы "ДДТ". Привёз, естественно, записи "Аквариума". Ну, и результатом этого явилась запись 45-минутного альбома в одиночестве. Причём название про Ленинград, такое всё навеянное... Были там социальные даже тексты, даже припоминаются некоторые: "На Ленинском стоят прохожие, друг на друга чем-то очень похожие, все в шапках и в пальто зимних, а лица у них синие..." (смеётся). Там были песни "Делай своё дело", ещё какие-то, то есть уже стих как бы был оформлен, то есть, прежде чем исполняться, он писался на бумаге сначала. Некоторые были исполнены без аккомпанемента, некоторые - через тот же микрофон, в который я пел. Были использованы звуки передач с работающего телевизора, пластинки всякие разные, баян, естественно. Фортепиано уже не было. Я записал это всё весной 1988 года.

Потом начались хождения. Тогда я очень сошёлся с волосатыми - в Москве, в Ленинграде, ну, естественно, из других городов, потому что они все приезжали тусоваться, и я катался вот так летом по стране. Ну, как все - автостопом, на электричках. Ел объедки. Ночевал в бомжатниках. Когда шёл учебный год, я всё равно попадал в Москву, в Ленинград, в Новосибирск и в другие разные города. Слушал "Аквариум", распространял его среди своих друзей. То есть я вообще генератором таким явился после того, как пришёл в предпослёднюю свою школу. Вообщё я учился в семи или восьми школах. Постоянно переезжал с места на место. Предпоследняя школа, где училась моя любовь первая - Елена Александровна .. , с которой я познакомился в 1985 году в пионерском лагере, в санатории. Я пришёл в эту школу и стал жить в новостройках. Я постоянно жил в центре, а теперь стал на окраине жить. Ребята, соответственно, такие там собрались, со всех районов.

Необъединённость сначала... Драки постоянно. Дрались. Тяжело. Всяко дрались. Убивали иногда друг друга. Ну и я был такой генератор, то есть когда я слушал хэви-металл, они слушали какую-то хуйню. Я им не то, что впихивал... Они приходили ко мне домой, я им объяснял что-то, рассказывал... И они начинали слушать хэви-металл, переписывать усиленно. У меня потом проходило увлечение хэви-металлом. "ДДТ". Ну, они кинулись все, и "ДДТ" переписали. Буквально вся параллель. Естественно, у кого немного башка варила. У кого не варила, не переписывали. Они просто бухали. Потом "ДДТ" прошло - "Аквариум". "Аквариум" - это уже такая, я считаю, музыка интеллектуальная, тексты - тем более. Без предварительной подготовки там слушать, конечно, невозможно. Всё представляется таким глупым набором слов. И поэтому образовалась такая компания - Андрей Солдаткин, Лёша Коровин, Саша Шифер... забыл его фамилию. Шифер - это кличка, естественно. У Солдаткина кличка была Лысый. Мы учились в одном классе. Ребята были умные, в общем, любопытные ребята, интересовались. "Аквариум" слушали. Постоянно собирались где-то, вместе пили ели, ночевали вместе... Пиздели ночами, не спали ни хуя. Обо всём, но в основном о музыке, конечно.

В девятом классе я перестал практически ходить в школу, потому что у меня были другие дела, я читал книги разные - "Бхагават Гита", все эти дела. Уже начал заниматься такими делами - медитация там, прочее, но тем не менее всё равно приходил в школу. Раз где-то в две недели, сдавал зачёты, контрольные, получал пятёрки и уходил. Преимущественно это было ещё зимой, я ходил в школу в одной футболке - недалеко до школы было от дома, метров 300-400, - с одой тетрадкой на все уроки. Ребята всё слушали "Аквариум", я тоже - способствовал "Аквариум" медитации. Психоделическая музыка - скажем так, тогда она для меня была. Расширяла очень сознание. И я осознавал, писал очень много.

Так незаметно пришло 1 июня 1990 года. Соответственно, первый этап моего одиночества. В 1990 году я шёл по переходу (в центре города есть переход подземный на площади). Я по нему шёл девушку проводить и посадить на автобус, ей уехать надо было. И вот иду. Сидят волосатые - а я сам тогда волосатый очень был. Сидят волосатые на полу с гитарами, поют песни. Песни были до боли знакомые. Естественно, это были песни Бориса Борисовича Гребенщикова. Ребят было человек пятнадцать. И мы с ней прошли. Причём в тот самый момент я подумал - если буду идти назад, то я, наверное, постою, послушаю. Очень долго её усаживал, не было очень долго автобуса. Я её посадил, в конечном счёте, и пошёл назад той же дорогой. Иду, а они сидят. Так я шёл, шёл, остановился рядом с ними и сел на асфальт. Они, естественно, не удивились, продолжали петь, ну, и я тоже начал петь с ними. Тут они удивились немножко. Потом - следующая песня, "Какая рыба в океане плавает быстрее всех". И я тоже её пел. Ещё одна песня - ещё пою. Потом уже по прошествии часов двух я начал петь песни, которые они не знали, а я знал. Они вообще удивились. Но вот одну песню я не знал, которую они пели. С перерывом, допустим, в четыре песни БГ, была песня "Всё идёт по плану". Мне она не понравилась сначала, потому что её исполнял такой человек, как некто Капор, работает проповедником католической веры в городе Амстердаме. Мне она не понравилась. Не понравилась и всё.

Часов через пять мы закончили. Они встали, мы познакомились. Среди них оказался такой человек, как Даниил Мастюхин, впоследствии оказавший влияние на моё творчество и ставший моим другом, безвременно ушедший по собственной воле году, наверное, в 1993. Из Академгородка, из Новосибирска. Художник. Не знаю, более живых художников я не видел ни до того, ни после - близких таких по духу людей. К нему приезжал в 1991 году, в 1992, жил. Он мне подарил красок мешок холщовый из-под картошки, кисточек... И я тоже начал писать маслом. До этого я не писал. Родилась серия, основанная на моих кришнаитских увлечениях - Кришна там, прочее... Ну то есть то, что я видел, где я бывал во время медитаций, - это всё было маслом описано. Ещё всякие разные были картины. Другие немножко. А Данич повесился...

И, возвращаясь к 1 июня 1990 года... Ребята поднимаются и говорят: "Ну что, мы идём в кафе "Петушок"". А в кафе "Петушок" я в первый раз попал в 1978 году. Там тогда стояли столики сидячие. Сейчас вот Макашенец Вадим Петрович описал хорошо очень. Сейчас кафе совсем детское, без названия. А тогда - детское кафе "Петушок". Там были официанты в 78-ом году. Один официант даже спиздил, недодал сдачи 5 копеек. Но это так, лирическое отступление. "Ну, пойдёмте. А что вы там делаете?" А идти там недалеко в общем-то, с Октябрьской площади - Ленинский проспект и проспект Строителей пересекаются. Идти недалеко, это рядом с кинотеатром "Россия" кафе находится. Справа, если стоять лицом к кинотеатру, в зелёном доме. "Что мы делать-то там будем?" "Ну, там есть кофе. Мы его называем "кофейник", это кафе". Гордо так сказали. Мне понравилось. "Там есть кофе: без сахара, с сахаром, булочки там всякие, мы там собираемся. Как клуб по интересам тусовка. Вообще мы хиппи такие". Ну, ладно. Не спрашиваю, там пьют?.. Я, в общем-то, тоже хиппи...

Мы пришли в кафе, а там в кафе обычно летом посидишь немножко, плату покатаешь и идёшь на лавочки - стояли лавочки там в тени деревьев, яблонь городских, и у фонтана, перед кинотеатром "Россия". И вот там все сидят, курят, выпивают, прочие дела совершают. Солутан тогда был очень распространён. Тоже очень много ребят покосило - неплохих, прямо скажем. В 93-ем, 94-ом году они уже мертвы все были... В 92-ом даже некоторые... Вот, попили мы кофейку, а денег, надо сказать, очень много. У меня тогда появилась гитара, я её покрасил в чёрный цвет, шестиструнная. И снимал песни Бориса Гребенщикова. Первая песня была "Поезд в огне". Пока ничего не получалось, то есть я не мог одновременно играть. Если я на баяне играл до этого и пел одновременно, то у меня получалось, а на гитаре у меня не получалось, я невпопад это всё исполнял. Больше времени она стояла за диваном, нежели я что-то с ей пытался совершить.

Вот, и мы попили кофе и пошли на эти лавочки. Сели возле фонтана. Они своё играют, я слушаю, потому что новичок. Сидел-сидел, слушал-слушал... Вдруг подходит ко мне волосатый. Ну, у него сзади волосы, а впереди чёлка такая длинная, а по бокам сострижено. Поздоровались мы с ним. Он начинает меня что-то спрашивать. Мы с ним с полчаса разговаривали, а потом он: "Блядь, я тебя перепутал с кем-то!". Но всё равно охуенно было. Это оказался Костя Кирьячков, Ветеран его кличка. Мы с им так посидели до десяти вечера. "Ну, а ты сегодня ночью что делаешь?" - "Да ничего не делаю" - "Поедем ко мне на дачу!". Ну, мы сели на 10-50, на последнюю электричку, и уехали к нему на дачу. Всю ночь разговаривали.

Это у нас с Ветераном продолжалось практически всё лето, такая жизнь. То есть периодически, конечно, ночевали дома, но так, по большему счёту, на 95% лето 90-ого года мы провели вместе - и днём, и ночью. Гнали, сочиняли, рисовали картинки. Особенно стоит рассказать, как мы с Ветераном рисовали картинки. После часу ночи клали перед собой листок бумаги, и каждый на нём начинал рисовать в своём углу что-нибудь. Или один начинал, другой дополнял. С длиннющими названиями, у Ветерана, кстати, до сих пор хранится одна картина с охуенно длинным названием: "Тысяча лет после построения коммунизма на Земле, какие-то панковские концерты на Луне", - ну, в общем, результат наших разговоров, всего... Иногда рисовали на "России", на тусовке, а то с Ветераном дома брали краски и всё это в цвет переводили. И каждый вечер мы с "России" уезжали на дачу, а утром - с дачи. Куривши там икону ночью, ганджубас... Я выращивал ганджубас у себя на даче отборнейший, такой, что вся тусовка наркологическая у "России" стала просто ездить без меня на дачу ко мне и... Соседи жаловались, что приезжает орава, вырывает всю коноплю на их участках, у меня почему-то не трогают, путают мой участок с чужими. Курят, залезают ко мне в дом, начинают там спать, ссать, беспредел, бухать, орать песни. Московские ребята, питерские, прочие, всякие разные... А мы там курили, ели всякие продукты зелёные, тусовались, купались... Ездили в одну из поездок на реку Обь Я получил там своё прозвище Архитектор. На самом деле это только первое слово прозвища, потому что дело было так: мы приехали, - есть такая Коса Обская, сейчас её срыли, - веселились, то ли напились, то ли накурились... В общем, меня сбросили в воду, с обрыва столкнули. У меня джинсы были, обшорканные, и я когда вылез - они на мне разлезлись просто. Я пришёл в себя, протрезвел. Все купаются, а я сижу и из песочка строю города. Отверженный такой. Можно ещё сказать, что в 1986 году (у меня с черчением очень хорошо было) я работал архитектором-корректором в кооперативе "Монолит". Корректировал генеральный проект кирпичного завода производительностью 5 миллионов кирпича, за что получил за месяц совершенно изматывающей работы тысячу рублей. Бешеные деньги. Ну, сидел я, значит, на обском бережку и эти домишки делал. Тут подходит некто Оля Йоко Оно и говорит: "Ты же архитектор песочных промышленных сооружений, заводов, фабрик, огородов, домов!" И все сказали: "Да, архитектор!" "Архитектор Олег Аквариумистов" - они подарили мне ксиву, в которой мне всё это и вышили. На липучках, фирмовую... Архитектор Олег Аквариумистов - потому как "Аквариум" и всё такое.

Вот, мы ездили с Ветераном на дачу. Сидели в тамбуре электрички и он мне диктовал тексты песен: "Всё идёт по плану", потом "Луна словно репа, а звёзды - фасоль..." и прочее - и показывал мне, как это всё играть. Я старательно занимался, и начало получаться. Я начал петь - тоже получалось. Ездили с ним в Новосибирск, по трассе ходили, прочие дела совершали... А в августе месяце у меня дома никого не было, я жил один. Тут же организовался такой притон наркологический, где побывало множество узко знаменитых личностей, таких, как Илья Усатюк, Лёша Раждаев, Марк Якшин... Ну, первые два, естественно, из группы "Дядя Го", а последний - из группы "", тоже ныне покойный, потому что в своё время подался в баптисты, торговал помидорами в баптистской церкви... А потом - видимо, совесть не презерватив, её не выкинешь - пошёл и утопился. Такая вот информация. Ну, они торчали там... Был ещё Кучер, Капа, естественно, и Казимир Андрей, очень похожий на Гребенщикова. Они торчали там на кухне, а мы с Ветераном жили в другой комнате. У нас там магнитофона стояло два, "Маяка", один - Покса Серёжи, группа "White Rabbit", "Белый Кролик", который даже с "Опорным Пунктом" выступал в своё время, в мае 1990 года на фестивале каком-то студенческом, в университете. Вот, и таким ребёнком 1990 года и явился альбом... не помню, как называется... а, альбом назывался "Резиновый Чай", группы "Архитектор-Абрам". Я Ветерана звал тогда Абрашкой, ну, а Архитектор, соответственно... Была такая группа, дуэт - "Архитектор-Абрам". Я играл на гитаре, Ветеран играл на гитаре, ну, и получился такой 90-минутный двойной лонгплей.

В июле 1990 года я познакомился с Макашенцем Вадимом Петровичем. Близко мы тогда не сошлись сразу. Были знакомы, здоровались. В июне, в конце, я познакомился с Лёней Шао Веремьяниным. Леонид Васильевич Веремьянин... Он нам с Ветераном написал записку, своей маме, - мол, мама, не волнуйся, я поехал из Горного Алтая в Питер и приеду скоро, результатом чего явилось его сезонное летнее путешествие по городам Москва, Ленинград, Таллинн, Украина, соответственно, и Гурзуф. Поехали на несостоявшийся панк-фестиваль.

Потом началась осень 1990 года. Мы пили коньяк (потихоньку я приносил коньяк в "кофейник", а на улице мы практически не сидели, потому что были дожди). Сидели в "кофейнике", пили коньяк, наливая его в кофе. Наебенивались до такого состояния, что пиздец просто. Так мы и были с Ветераном... Я с Мыхой, с его братом, - Лёшей Кирьячковым - тогда познакомился. Потом приехал Лёня, с которым у нас сложились хорошие отношения. А у них была группа "Опорный Пункт". С Ветераном мы уже тогда были сплочённые такие люди, и поэтому мы стали разговаривать с Лёней по поводу моего участия в группе. Было очень много всего выпито-выкурено... Лёня играл а гитаре, Ветеран - на басу. Я тогда ещё не очень сильно умел играть, и я предложил использовать баян. Они согласились. В октябре 1990 года начался студенческий сезон, учёба. Начались репетиции в университете. На сцене прямо репетировали. Мы пришли на репетицию. Было всего три или четыре песни. Первые три я сейчас не вспомню, но одна из них была "Умирающий Лебедь", мне очень понравилась. В то время я уже, естественно, "Аквариум" не слушал, потому что у Ветерана имелись кое-какие записи "Гражданской Обороны" ранние, Яны Дягилевой, и мы с ним слушали только эту музыку. Ну, естественно, был альбом группы "Опорный Пункт" "Майские Гуляния", который мне очень нравился. Слов было не разобрать, но это был очень хороший альбом. Живой очень. "Гражданской Обороны" были ранние альбомы - "Красный Альбом", "Тоталитаризм", "Некрофилия", "Боевой Стимул", ещё какие-то. Ну, и на репетиции стали играть песню "Умирающий Лебедь". А перед этим забежал такой парнишка курносый, сказал всем: "Привет!". Мы с ним позакомились. Это был Серёжа Талонов, Кистанов, Сильвестр Талонов. Лёня играл на гитаре, Ветеран на басу, был барабанщик, некто Игорь Волков, ныне, естественно, забытый. Талонов играл на рояле соло "Умирающий Лебедь", а я был такой шоумен. Я пел (слова я знал), прыгал, скакал от счастья, что наконец-то, наконец-то, сейчас так всё охуенно, я вот сейчас ещё на баяне!.. А я уже начал на баяне разучивать партию, ещё летом - это вообще был пиздец! А когда на следующую репетицию пришли, нам сказали, что "Опорный Пункт" не будет больше репетировать в университете. Мы шли пешком домой из центра города часа три очень удручённые, думали - что делать? Решили, что всё равно как-то будем продолжать играть, дома как-то репетировать, у Ветерана на плёнку всё записывать. Ну, и так вот шли домой.

Потом случился фестиваль "Рок-Азия". Про его не знаю что можно сказать... Мы с Ветераном там были, уже с Вадимом Петровичем, разговаривали... Он журналами там торговал, - "Периферийная Нервная Система", - или раздавал, сейчас уже не помню... А потом он показал нам (мы втроём были - я, Ветеран и Лёня). Вот, мол, "Опорный Пункт", всё описано. И - аж загорелись таким белым пламенем! До сих пор просто я говорю, вспоминаю, просто меня переполняет счастье оттого, что всё это не зря совсем, не случайно... Пиздец! Мы ходили на концерты на все... Там я с Лёшей Кобловым познакомился. Напивались, конечно, в соплю, что послужило поводом для того, чтобы он не вспомнил меня в 1994 году. Концерт, выступление Яны Дягилевой кратковременное. Встреча в видеобаре. Ну, и нам удалось увидеться. На выступлении в холле ДК Химиков у группы "Общество Картинник" под управлением Букашкина я познакомился с одним человеком, Пашей Тойченачевым. Он был с девушкой. Мы уехали. Потом стали встречаться в кафе "Петушок". Некоторое время спустя (с Пашей мы плотно тогда общались) был какой-то концерт в Доме Культуры ПО Сибэнергомаш, котельный завод. И я столкнулся там на выходе с Серёжей Кистановым и Максимом Куклиным, покойным ныне, который тоже ушёл, повесился в 1991 году. С этими двумя я был знаком, с Талоновым познакомился ещё раньше, в университете, там же я познакомился с Максимом Куклиным, гитаристом группы "Папа Карло", находящейся ныне на гастролях в Германии. Потом я с Талоновым встречался периодически в кофейнике. Приходил он туда очень плохой, ему было тяжело оттого, что нет наркотиков, он очень просил - не слёзно, конечно, но очень просил: "Подогрейте что-нибудь!" Ну я, когда было - подогревал, когда не было - просто беседовал с ним. Началась зима 1991 года. Мы покурили с ним очень хорошо. Ещё были две девушки, или три... Покурили, сели на троллейбус и поехали. Приехали к Талонову и начали курить гашиш. Курили мы его трое суток. Не спали. Был такой инцидент - девушка одна перекурила и чуть не умерла. Мы её спасли...

Не помню, с кем я встречал 1991 год. По-моему, без Ветерана. И тут, естественно, в "кофейнике", встречаемся. Что делать будем? Они говорят: "Вот, едем к Вадику Макашенцу. У него спирт есть". Я говорю: "Что спирт, давайте зайдём в магазин, водки купим". А тогда ещё были коммерческие магазины, 12 рублей бутылка водки стоила, бешеные деньги. Взяли бутылок десять. Сели на автобус, идущий в сторону аэропорта, и доехали до Вадика. Пришли в новостроечный дом и стали пить водку. Там появился Митрофан Насосов, с которым я тоже был знаком, музыкант. Группа "Полный Абъём". Митрофан Насосов, его бас-гитарист Климакс, Талонов пришёл, жена Вадика Лера была, сестра Вадика была, Ветеран, Лёня, Саша Подорожный. Мы напились, слушали музыку. И говорят: "У нас группа, "Тёплая Трасса"". Я говорю: "А я?! Я же тоже... а гитаре теперь могу...". "Покажи!". Я показал. Они говорят: "Ну давай, приходи на репетицию". Где-то в течении месяца всё это решалось. Мы каждую субботу пили спирт у Вадика. Так я стал играть в "Тёплой Трассе" на гитаре. Я купил гитару у Кости Жигулина, полуакустическую. Стал играть на ритм-гитаре.

Мы стали репетировать в издательстве "Алтайская Правда". Там я познакомился ещё с Алёшей Бякиным, с которым потом тоже было потом очень много связано. Вадик принёс в 90-м году в декабре с "Авроры"... Катушки Джефф ему отдал в Ленинграде с "Прыг-скоком", с "Хроникой пикирующего бомбардировщика". Это были для меня тогда самые главные потрясения и, в общем-то, источник знания. Мы никому не давали это всё, потому что Джефф сказал, что это не подлежит распространению, что это только для посвящённых. И мы играли в "Тёплой Трассе". Была у нас очень хорошая девушка, зам. начальника отдела "Теплая Трасса" Марина Лыбина, любимая девушка Лёни. Мы её все любили. Ну, не знаю, все или нет, но я любил эту девчонку. Не так любил, что в плане "моя женщина", а такой братской любовью. Марина была на всех репетициях, носила тексты... Тексты у Вадима Петровича вылетали как из пулемёта, да и не только у него, потому что я в тот год, 1991, записал 19 альбомов один, потому что это были песни такие, что и сейчас я мог бы их петь. 1991 год вообще был очень тяжёлым и в то же время лёгким. Марина... Позже, в мае месяце, брили ей виски, она ходила по городу. Очень хорошая, очень любимая девушка...

Мы репетировали, пытались записаться. Поначалу у меня просто кровь шла из пальцев на обеих руках - на левой из подушечек, а на провой фаланги все были ободраны практически до костей. Гитары что у меня, что у Талонова были в крови. Один раз мы записались в "Алтайской Правде" - это помимо того, что без меня была записана эта репетиционная запись, которая ушла по почте в Москву. Состав такой: Подорожный - барабаны, мы с Талоновым на гитарах, Ветеран - бас, Лёня пел, Саша Григораш звук отстраивал. Записали "Вниз и налево". Там же на репетициях у нас в перерывах между программами, вещами были "джазовые минуты отдыха". В одну из таких минут была придумана музыка и исполнена впервые песня "Еврей". Мы с Ветераном заиграли одновременно, то есть я заиграл музыку, Ветеран придумал бас тут же, а Лёня спел. Так вот и вышло - "Еврей". Много чего там придумали, не только на репетициях. Закончилась третья четверть (я учился в одиннадцатом классе, практически вообще в школу не ходил). На весенних каникулах мы жили - я, Талонов, Насосов, с которым Талонов записал альбом в помещении Алтайского Государственного Медицинского института имени ленинского комсомола. Мы жили, угорали. Над Насосовым тогда нависла угроза заточения в тюрьму, потому что была такая история с ним, что он спалил бабку 89-летнюю в её даче. То есть её сын закрыл там, оставил на ночь, а Насосов с ребятами выпивал в этом же садоводстве. Ну, они шли мимо этого дома, остановились, прикурили, бросили спичку. От этой спички дом сгорел, в котором эта бабка была. Было всё это осенью 1990 года. Насосов ничего об этом не знал, но когда он прочитал в газете сообщение, то он тут же побежал, поймал такси, поехал туда и увидел, что дом-то, собственно, сгорел. Тут он всё вспомнил, тут же пошёл в милицию, написал заявление и его взяли под арест. Потом была очень долгая волокита. Со следствием, естественно, проблем никаких не было, со свидетелями тоже, свидетели всё подтвердили. Его держали в дурдоме на обследовании очень долго. Он там в буквальном смысле слова сходил с ума, хотя из рядов Советской Армии. Был отчислен именно за своё психическое отклонение от нормы. Тем не менее его не признали виновным, в смысле больным, и всё-таки дели передали на рассмотрение в суд. Суд должен был состояться 1 апреля 1991 года. И вот, в неделю весенних каникул мы жили втроём у Гали. Пили очень много. И 30 марта мы с ним просидели всю ночь, и он решил избежать суда. Для этого были совершены звонки в Кёнигсберг, Калининград такому человеку, как Олди, Сергею Белоусову, "Комитет Охраны Тепла", Берду в Сочи, Олегу, откуда были получены положительные ответы, что "ребята, вылетайте, мы вас ждём". В 6 часов утра на первом троллейбусе мы поехали к одному мужику, который должен был Насосову денег, чтобы взять деньги на билеты на самолёт. Мужик посмотрел в глазок и двери нам не открыл, после чего Насосов, выйдя на улицу, сказал, что чему быть, того не миновать. Мы отправились к Гале и продолжали пить водку. И в этот день, 31 марта, я поговорил в кофейне с Вадимом Петровичем и решил оставить мирскую жизнь, чтобы идти по тёплой трассе Домой. Я ушёл из дома и стал жить у Вадима Петровича Макашенца. Не ходил в школу, не встречался с родными и близкими. Всё своё время я посвящал репетициям, очень много писал своих песен и так далее. Суд установил Насосову наказание в размере трёх лет лишения свободы условно. Жизнь продолжалась.

В апреле 1991 года я побрился налысо и стал... Надо ещё упомянуть, что в 1990 году я крестился в церкви Воскресения Христова, которая находится в Городе Новосибирске, в парке, рядом с цирком. Дело шло к тому, что надо было играть концерт. Ещё одно отступление: в январе 1991 года мною был создан дуэт под названием "Акустические пчёлы". В нём я пытался реализовать свои сочинения, не вошедшие в соло-альбомы. Для этого был привлечён тот самый Паша Тойченачев, который с радостью согласился мне помочь, и мы записали в январе, по-моему 6-ого числа, альбом, который назывался "На берегу замёрзлых вод". Потом 8, 9 марта были записаны ещё два альбома. Названий не помню, но преобладали в первых трёх альбомах мои песни. Студия была названа "Муравей-RECORDS". Ну а так как в апреле мне уже некогда было заниматься своими делами, потому что "Тёплая Трасса" занимала всё время, все силы и помыслы, к тому же студия "Муравей-RECORDS" находилась у меня дома и была недоступна, потому что я жил у Вадима Петровича... В общем, дело шло к тому, что "Тёплой Трассе" нужно было давать коцерт, нужно было дать выход всему, что накопилось, было понято, пройдено, прожито. 6 апреля была предпринята попытка записи альбома "Вниз и налево" в университете. Состав был тот же, отыграно полностью всё, записано со сцены. Звук строил Евгений Лобанов, тогда председатель студенческого клуба при АГУ. Звук нам тогда совершенно не понравился, и было единогласно принято решение уничтожить запись. Вполне возможно, что запись у Ветерана сохранилась, потому что Ветеран у нас такой архивариус. Ну не так, как Летов, тот вообще всё собирает, а всё что имеет отношение к "Тёплой Трассе"... ну, вот у него есть это всё. 12 апреля вся "Тёплая Трасса", кроме Подорожного и Талонова, участвовала в хоре детишек, мальчиков из детского сада "Дубок", а 16 апреля состоялся первый концерт в АГУ под названием "Андеграунд-шоу". Сначала выступал Насосов, потом - "Дубовая Роща", потом - "Тёплая Трасса".

С Ужасом я познакомился в апреле, с Юрием Сергеевым. У него была сломана челюсть, о сидел в кофейне, пил кефир. Сказал, что его возле лётного училища... Шли ребята какие-то, сняли девку, а Ужас думал, что они на неё нападают и решил заступиться. Заступился... Сломали челюсть. И вот ода из песен на концерте была ему посвящена. "Победители" называлась. Лёня там кричал: "Это Ужасу, которому гопники сломали челюсть!" У меня на было ремешка на гитаре, я сидел на стульчике. А все стояли, играли, пели. Бэк-вокал был, Талонов. Последнюю песню нам доиграть, к сожалению, не удалось. Это песня, рождённая на состоявшейся 6 апреля пробной записи альбома. Когда заиграл Ветеран, я начал соло какое-то играть, Талонов начал играть, Подорожный начал стучать ритм какого-то панковского танца... Там два куплета из какой - то советской песни. Это всё можно послушать, потому что, насколько я помню, эта песня присутствует на сборнике "Всадники Апокалипсиса", куда вошли раритеты. И эта песня была оборвана Евгением Лобановым, которому, видимо, не понравилось, что мы не признали его звукооператорство, и поэтому он просто выключил свет и сказал - всё, пиздец концерту. Правда, мы ещё некоторое время продолжали играть без усиления звука электрического.

Ну, концерт был... Всем очень понравилось: и нам понравилось, да и люди потом сказали, что очень им понравилось. И мы поехали к Вадику пить водку. Ну, тут ещё нужно сказать, что где-то в марте Макашенец созванивался с Кобловым, или Коблов с Макашенцем, и было сказано, что "Тёплая Трасса" приглашена на фестиваль "Индюки-91". Ожидается четыре дня - 25, 26, 27, 28 апреля, и "Теплая Трасса" заявлена на 25 число. Причём выступать там должны Яна Дягилева, "Гражданская Оборона" и Роман Неумоев с "Инструкцией по выживанию". И мы готовились к поездке на фестиваль.

19 апреля была проведена ещё одна попытка записаться - та, которая сохранилась в записи, альбом "Вниз и налево". Музыканты были в том же составе, просто звук делал младший брат Жени Лобанова, Лёша, по прозвищу Тайсон. Ему помогал, настраивал наши инструменты (потому что я тогда не умел настраивать инструменты, мне Талонов в этом помогал всегда) Вадим Маркер. А, да, ещё где-то в апреле мы с Вадимом Петровичем набрали водки, пригласили в гости Женю Чикишева и взяли у него интервью, которое я потом расшифровывал, мы его вместе обрабатывали. Длинное интервью, обстоятельное. Оно потом было напечатано в журнале "ЗЗЗ", и ушло в Америку, ещё куда-то. Хорошее интервью...

Приближался день отъезда. Мы взяли билет на 21-е, кажется, число. Мы уже были готовы, и тут позвонил Коблов, сказал, что, типа, денег нет на 4-й день фестиваля, поэтому вы не вписываетесь в программу. Мы, конечно, расстроились, но не унывали. Как раз в это время у Лёни учёба была в институте очень напряжённая по причинам пьянок, репетиций, у Талонова дурдом был на носу, ему нужно было от армии освободиться, - и они просто сдали билеты и остались. Подорожный поехал на фестиваль в составе группы "Дядя Го" барабанщиком, Вадим Петрович был приглашён как журналист, ему был оплачен тур на самолёт, билет, гостиница. Ну а мы с Ветераном не стали сдавать билеты, потому что Ветеран как раз получил расчёт у себя на заводе синтетического волокна, и мы решили с ним просто ехать. В день отъезда мы пили с ним очень много пива. Мы приехали к нему домой, его семья нас очень крепко накормила, собрала в дорогу. И мы решили заехать к нашему старому товарищу, бывшему панку Алисе, а тогда он был Людоед. Приехали мы к нему в настроении хорошем, радостном, напоили его пивом, а этот Людоед и говорит: "Ветеран, ты посмотри на Архитектора! Ведь он же хиппи, он не панк, ещё заикается". Дай, говорит, билет свой посмотреть. Я даю, он его берёт, убегает куда-то, прячет, говорит: "Всё, Ветеран, мы с тобой поедем, мы панки, а он хиппи, пусть он остаётся". Мы с Ветераном переглянулись, ничего не поняли. Бросили пиво недопитое и уехали на вокзал. Сидели, очень долго думали, переваривали всё это. Поезд отходит в половину двенадцатого, скорый, Барнаул-Москва. Появляется в 10 часов вечера Людоед с рюкзаком. А мы ещё выпили с Ветераном. Инна Макашенец пришла нас проводить, сестра Вадима. Людоед стоит, ждёт Ветерана. И тут мы подходим. Ветеран сначала ничего ему не говорит, пинает его по яйцам. Людоед загибается, тут же отдаёт махом билет. Мы ещё что-то долго на него кричим, ему уже всё понятно. Он идёт в очередь, покупает билет, и мы идём дальше пить. Подходит время, мы садимся в поезд и уезжаем.

Приезжаем в Москву, на Казанский вокзал утром. Раздумываем - что же делать. Я их беру в охапку, и мы едем. Пили, конечно. Очень интересная история, но длинная, вспоминать не хочется. Я их привожу на Пушкинскую площадь, где тусовались панки. Тут же встречаем кучу народа знакомого отовсюду, садимся и весь день поём песни. Свои песни поём, "Гражданскую Оборону", Яны Дягилевой поём песни. А вечером приезжаем в гостиницу "Останкино", где должны жить все делегаты фестиваля. Очень долго ищем, находим корпус. Уже поздно. Ветеран с Людоедом меня тянут спать а какие-то подъезды, я их переубеждаю, что нужно подождать, посидеть, попить пива... Ну, кто ищет, тот всегда найдёт. Мы попадаем в гостиницу и фестиваль начинается прямо в эту ночь. Беспробудное пьянство, курение килограммов гашиша...

Фестиваль известный, говорить о нём трудно. Опять я встретился с Кобловым, он в очередную нашу встречу опять нас вспомнил, у нас всегда такая история. Очень понравилось, как выступали наши ребята, "Дядя Го" особенно. Я с ними тогда сдружился очень, особенно с Подорожным. Творчество совместное началось. Понравилось, как их принимали в Москве. Очень я благодарен был тогда Сергею Белоусову-Олди и группе "Комитет Охраны Тепла" за музыку чёрных евреев, жидов и пидорасов с острова Ямайка. А выступление группы "Инструкция по выживанию" - это было совсем из другой области, предел творческой активности, упоминавшийся выше "Прыг-скок" и "Хроника пикирующего бомбардировщика" Егора Летова. Это просто было, есть и будет. Я на протяжении всего концерта видел белый свет, который я до этого постигал, достигал путём медитации. Да и то, это было кратковременно, а тут на протяжении всего выступления я видел белый свет. Но с другой стороны, так как тогда уже вышел альбом "Гражданской Обороны" "Инструкция по выживанию", то исполнение Романом Неумоевым его же собственных песен, которые были представлены на альбоме Летова, мне не очень понравилось. Но те песни, которые я ещё не слышал - это был просто пиздец, особенно песня "Убить жида".

Во время фестиваля я получил пизды, был в Сокольниках избит хорошо местными идиотами сопливыми. Чуть было не был убит, но был спасён девушкой, которая кричала: "Что же вы, вы его сейчас убьёте, а я даже ни разу не ударю?!" Потом их шуганули и они съебались. А получил я пизды по причине того, что приходил в находящееся рядом с метро "Сокольники" отделение милиции вместе с таким... Борисов или Алексеев, я потом уточню, из группы "Работа Хо", очень хороший человек. Ещё кто-то с нами был, и ходили мы искать Андрея Харшина такого, Битла, которого якобы забрали.

Фестиваль закончился. С Романом Неумоевым пообщаться до сих пор не удалось, только посредством песен. Тогда в гостинице "Останкино" Сергеем Олди Белоусовым был проведён такой небольшой сейшн рэггейский. Фестиваль закончился и мы поехали домой. Всю дорогу по ночам я читал вслух в лицах книгу "Рабыня Изаура", найденную тут же, в паровозе, а днём сочинял на тексты Паши Тойченачева такие рэггей. Приехали мы домой 2-ого мая, и я слёг. Страшная температура. Все ходили в рубашках, май уже был, тепло, - а я валялся. 6 мая приехал ко мне в гости Паша. Тут же была основана студия "Балаклава-RECORDS", где были записаны ещё три альбома группы "Акустические Пчёлы" с 6 по 11 мая. Уже игрались реггей и кельтские, скандинавские баллады - сочинения Паши. А 8 мая мы были приглашены на какой-то фестиваль на Южном, в ДК "Амфибия". Состоялось первое публичное наше выступление. То есть раньше мы выступали в кофейне, на полянках, люди собирались, слушали... Но тут уже было посерьёзнее. Мы выступили. Всем понравилось. Я играл на акустической гитаре, Паша играл на губной гармошке.

К 11 мая я оклемался наконец-то. Мы стали жить у Юры Ужаса - я, Лёня, Ветерашка, Марина, Талонов. Вадим Петрович, конечно, приезжал. Так вот с Ужасом сошлись. Потом появился фестиваль 26 мая а стадионе "Мотор". Были приглашены все, кто мог быть. Ещё гости были. Помимо того, что я готовился к этому выступлению в составе "Тёплой Трассы", ещё был такой человек, Андрон - известный тусовщик. Он создал группу "Полные Тюбики", где выступали сессионные музыканты. На этот раз был состав такой: Максим Куклин покойный (соло-гитара), Гена... не помню дальше, сейчас ему лет около сорока пяти, невъебенный гитарист, к тому же сам изготовляет гитары - второй гитарист. Он сумасшедший, он себя считает потомком, прямым наследником французского престола Генрихом XVII. Гена Медвед. Ужас играл на бас-гитаре, ещё кто-то там. В общем, общий состав был: две соло-гитары, две ритм-гитары, два баса и два барабанщика. Это были "Полные Тюбики". Сначала я выступил в "Полных Тюбиках" на стадионе "Мотор", а потом мы очень сильно обкурились, и я играл с "Тёплой Трассой". Мы играли всего три песни, и после этих трёх песен я почему-то стал себя ощущать ненависть этих групп. Может быть, сказалось невъебенное количество гашиша, может - ещё чего-то, в общем, я тут же заявил о своём выходе из состава "Тёплой Трассы". И ушёл.

Встретился с мамой совершенно случайно возле кофейни. Мы с ней поговорили и я вернулся домой. Так закончился май 1991 года. Потом ко мне пришла моя будущая жена Ирина Александровна Бирюкова. Я тогда забрал документы из школы, потому что не учился уже. Она пришла ко мне и пригласила на выпускной вечер нашего класса. И я пошёл туда. У нас с ней начались отношения, которые в дальнейшем были большим подспорьем, обузой, помехой во многих делах, во вдохновении - ну, в общем, как всегда везде у всех. Практически всё лето мы собирались с одноклассниками бывшими. Я пел песни свои, Егора Летова и Вадима Макашенца, естественно. Потому что я с того времени, как услышал на альбоме группы "Опорный Пункт" "Майские Гуляния" песню "Умирающий Лебедь", так вот и по сей день уже шесть лет и не прекращаю, несмотря на катаклизмы и передряги в моей жизни. 8 августа нас пригласили поучаствовать в ... (сторона кассеты кончается, речь обрывается). Я, естественно, с радостью согласился, потому что в то время мы постоянно репетировали. В то время Паша уехал в Польшу, встречался с Папой Иоанном Павлом II. А я в июле сошёлся близко с Женей, Джоником Обоссаным. Мы раздобыли где-то бонги и играли в переходе песни, зарабатывали кучу денег. Свои песни. Я возил своей любимой цветов каждый день, немыслимый букет, и ещё оставалась хуева туча, чтобы напиться, накуриться и прочее. Вот там нас заметила журналистка газеты "Молодёжь Алтая", взяла у нас интервью. И к этому концерту 8 августа я, помимо того, что, конечно, Джоник (удивительный перкуссионист! Если бы он всё это развивал - был бы просто Рэем Купером, а может быть, даже, и круче), пригласил на бас Ветерана. Тот с радостью согласился. На барабаны - уже не помню кого... На соло-гитаре играл такой безумный гитарист, считающий себя супергитаристом, Лёша Харрисон. Программа была рэггей, плюс ко всему была ода песня Талонова. Дело в том, что где-то в марте 1991 года должна была быть репетиция "Тёплой Трассы" у Ветерана дома. Я приехал и увидел там Талонова. Никого больше не было. Мы посидели, подождали. Делать нечего - поехали ко мне, благо, что я живу ближе, чем Талонов. Стали смотреть фильм "Ставка больше, чем жизнь". Потом Талонову очень захотелось курить. Я пошёл к товарищу, который собирал сигареты, пачки - причём полные пачки, - взять у него сигарет из этих пачек, и прихватил с собой магнитофон "Комета". Он не очень хорошо писал. Серёжа покурил и мы решили записаться. Причём там присутствовало наложение. Шёл сам фильм, а потом мы записывали песни. Это были все мои песни, кроме одной, которую Талонов сочинил тут же буквально. Про Васнецова. И мы записали альбом "Ставка больше, чем жизнь". Я играл на акустической гитаре, Талонов играл на моей электрической соло. И, возвращаясь к концерту 8 августа. Была рэггей-программа и вот это, про Васнецова. А Талонов к тому времени ушёл из "Тёплой Трассы", вообще отовсюду ушёл. Снимался в "Левитации", смотрел ауры, ещё там что-то... И я посвятил концерт Талонову. Пел, играл и на протяжении всего выступления смотрел ему в глаза. Хорошо очень отыграли, было много людей, всем понравилось. Мне только не понравилось, как играл Лёша Харрисон, Ветеран... Мы больше с ним так и не играли. Подорожный, кстати, тоже ушёл из "Тёплой Трассы" на том концерте... "Тёплая Трасса" была тогда в таком составе: Ветеран играл на басу, Лёня играл на гитаре и пел, и Мыха стучал. А, ещё Юра появился! Ужас. Просил у меня разрешения, мол, не буду ли я обижаться, что моё место занимает, что два месяца проверяют, учат - может ли он занять такое место или нет, в такой группе.

Потом 20 августа состоялся ещё один концерт в ДК Сибэнергомаш, где мы с Талоновым познакомились. Там играли группы "Папа Карло", "White Rabbit", "Акустические Пчёлы" и ещё кто-то. В общем, остальные группы, кроме моей, играли "Rolling Stones", "Beatles", пытались что-то на корявом английском спеть. А мы играли рэггей. Причём между 8 и 9 августа мы записали очень хороший альбом, тоже в стиле рэггей, в таком составе: я на гитаре, Марина - вокал, я тоже вокал, Джоник стучал и играл на гармошке. К концерту мы ещё пригласили гитариста из группы "White Rabbit”, но мы его пригласили как бас-гитариста, Максима. Надо сказать, что у его джазовая школа игры, и поэтому он рэггей схватил. Мы тогда отыграли самый чудесный концерт из всех, связанных с "Тёплой Трассой" и прочими. Очень хорошо Марина пела, да надо признать, что и я хорошо пел (смеётся). Джоник был просто в ударе. А Вадим Маркер записал всё это. А потом пригласил нас к себе в Политехнический институт, где он заведовал студенческим клубом, дал послушать и сказал, что повёз эту запись в Новосибирск, она пошла куда-то дальше, что даже в ресторанах слушают, - очень людям нравится, в общем. Вот, такое у нас было время.

Лето закончилось. В "Тёплую Трассу" вернулся Талонов и всё встало на свои места. То есть Мыха стучал на барабанах, Ветеран - естественно, Талонов - соло, Ужас - ритм, и Лёня пел. Тогда появился Лёша Бякин. Зимой 1991-92 года мы с ним писали песни, которые вошли в мои альбомы, творили мы с ним вместе. А тогда, осенью 1991 года была подготовка к записи какого-то альбома "Тёплой Трассы", я уже не помню, какого. В школе репетировали, где учился то ли Лёня, то ли Ветеран. Тогда я как бы вернулся в "Тёплую Трассу"... ну, не совсем в "Тёплую Трассу". Начался тот период, когда я писал по десять-пятнадцать песен за ночь, а днём всё записывал. Записывал наложения один на монофоническом магнитофоне "Вега". Я записывал сначала барабаны, взятые у Ветерана, бас ветерановский, гитара моя, примочка талоновская... нет, Талонов не давал примочку, у кого-то другого брал, - и микрофон. Вместо микшерского пульта был какой-то (Ветеран собрал) переходник, и я записывал всё наложением. Сначала барабаны, потом замерял по времени, запоминал, когда стучал, когда там ритм, переходы, потом отмерял по плёнке, заклеивал плёнку, место, где закончилась песня, чтобы видеть, что белая полоса прошла, потом накладывал бас, потом - гитару и голос в конце концов. Что удивительно, эти альбомы получались, то есть всё было сыграно, как будто играла группа. На самом деле это был я один. Я стал приходить к Ужасу. Мы опять стали пить вместе водку, и вот в недрах "Тёплой Трассы" от моего большого желания родилась группа под названием "Будущёго нет", где я пел и играл на гитаре (Талонов отказался играть, чем меня обидел очень, потому что потом он играл в записи Бякина, в "Страшном смехе", но не суть это важно), Ветеран играл на бас-гитаре, Ужас играл на гитаре и Мыха стучал. И в этой школе всё и было. Записано этой группой ничего не было, потому что как-то не заходила об этом речь. Где-то выступили...

И я так всё записывал. 19 альбомов было записано.

Закончился 1991 год.

Начался 1992. У нас были разногласия с Макашенцем Вадимом Петровичем и с Лёней в 1991 году, и с Талоновым, и с Мыхой, поэтому мы оказались с Ужасом вдвоём. Потом и Ужас от меня ушёл. Я остался с Лёшей Бякиным. К лету мы всё равно помирились, и была сделана охуеннейшая запись в июле-августе 1992 года в ДК Химиков, где "Тёплой Трассе" была предоставлена профессиональная студия практически бесплатно для репетиций, записей, чего угодно. Но "Тёплая Трасса", насколько мне известно, там не записывалась. Была сделана запись группы "Страшный Смех" в таком составе: Бякин пел, Талонов барабанил (просто пиздец!), Лёня играл единственный раз в жизни всё правильно, весь альбом, всё как надо, на бас гитаре, Джоник Обоссаный - на ритм-гитаре, я играл соло. Были записаны и бякинские песни, и наши с ним. Запись эту взял Джоник послушать - и до сих пор её так и нет. А запись - пиздец! Вот ещё один нюанс. В 1991 году Ужас торчал. Я его сдёрнул с иглы, и в 1991 же году повесился Максим Куклин. На дне рождения своей матери встал из-за стола, пошёл в ванную и повесился на белом шарфике. Через девять дней, в день рождения Бориса Гребенщикова (18 ноября он повесился), 19 ноября уже на концерте каком-то "Тёплой Трассы" в составе Лёни, Ужаса на басу, Талонова на гитаре, без барабанов, была исполнена песня "Коридор" - в память о Максиме Куклине, хорошем очень человеке, музыканте хорошем. А через два дня после моего дня рождения , в день рождения БГ был устроен девятидневный поминальный концерт, куда были приглашены все знавшие Максима Куклина, игравшие с ним и прочие, кому о был близок и дорог. Мы приехали туда. Было запланировано выступление как "Тёплой Трассы", так и группы "Будущего нет". В результате мы пять раз выходили на сцену, причём я спел всё, что хотел. Ужас на гитаре, я на гитаре, Ветеран на басу и Мыха на барабанах. А "Тёплой Трассе" никак не давали выйти поиграть, в результате чего чуть не возникла потасовка, инициатором которой был я и в результате которой Андрон сошёл с ума. Я послал весь зал на хуй, пожелал веселья на поминках. Зал никак не отреагировал, кроме Андрона, но Андрон был послан на хуй и сошел с ума. С тех пор не пребывает в оном. После этого мы удалились с этого торжества.

А потом Ужас, находясь в прострации от смерти Максима, опять заторчал. Я его сдёргивал...

В 1992 году мы записали со "Страшным Смехом" альбом, я записал соло два своих альбома.

1993 год я встречал в полном одиночестве. В январе я записал сольник под названием "Архитектура. Исход". Записал один при помощи монофонических магнитофонов "Саньё" и "Вега". Играл на гитаре Шура Подорожный. Те песни, которые в тот момент считал нужным исполнять, оставил для исполнения, а остальное просто всё выкинул в мусоропровод - мой трёхлетий архив. Записывался наложением. Очень трудная работа. Записывал это восемь часов одного январского дня в полнейшем одиночестве. Но несмотря на всю смехуёчность по сравнению с альбомами "Тёплая Трасса", не говоря уж о записях "Гражданской Обороны", "Инструкции по выживанию", я очень дорожу этой записью, потому что это единственная нравившаяся мне запись из всех сохранившихся, потому что до 1993 года ( 86-й год - хуй с ним, 88-й год - хуй с ним), до 90-го года очень жалко, что ни одного альбома не сохранилось. Особенно с 1991, когда был записан материал, который я просто забыл. Он был затёрт жизнью, был бытовой. Было такое состояние у меня тогда, как будто очень много выпил водки и не помнишь, что с тобой было. Но, тем не менее, всё, что ни делается - всё к лучшему, и в 1993 году я это реализовал и освободился от камня, который висел у меня на шее. И, плюс ко всему, выпустил в одном экземпляре книгу стихов под одноимённым названием "Архитектура. Исход". Было образовано издательство "Issue Book", "Исход-книга" по-русски. Такая вот была написана книга, которая благодаря девушке Арине сейчас находится у меня, но будет возвращена ей, потому что это всё-таки её основная заслуга и это её принадлежит по праву. Потому что, не будь её, эта запись была бы утрачена и не реализована. Камень бы вернулся на шею и мог бы её сломать...

В 1993 году мы опять помирились с Вадимом Петровичем, с Бякиным, с Джоником, со всеми, и начали общаться. Но в январе 1994 года я пришёл к Вадиму Петровичу и сказал... Да, дело в том, что "Тёплая Трасса" после записи "Царицы Небесной" была в плачевном состоянии, а грани смерти. И я просто был обязан прийти и продолжить это дело, что я и сделал. Я пришёл к Вадиму Петровичу и сказал, что я не могу жить по-другому. Я бросил всё свои работы и вернулся в "Тёплую Трассу". И всё наладилось. Мы начали репетировать в трамвайном депо, начали появляться новые песни, четыре их было тогда рождено. Три концерта были отыграны, "Всадники Апокалипсиса", в том же самом университете. Очень хорошие были концерты, нужные. Были исполнены песни Романа Неумоева, потому что очень были его песни любимые, но это не повод, чтобы их спеть, а спеты они были потому, что в городе Барнауле на тот момент этих песен не было. Такая была ситуация, что было просто жизненно необходимо, чтобы люди их знали. Поэтому я от лица "Тёплой Трассы", как директор нынешний, очень перед Романом Неумоевым прошу прощения, внимаю к его сердцу и разуму, чтобы о правильно понял это и обиды в сердце не таил. То же самое касается и песни "Непрерывный Суицид", потому что песня абсолютно другая, но я считаю, что "Тёплая Трасса" и Роман Неумоев сегодня говорят на одном языке об одном и том же и идут очень близко. В 1994 году я стал соло-гитаристом "Тёплой Трассы", насколько это возможно в моих силах, и организовал так называемый европейский тур "Тёплой Трассы" при помощи небезызвестного Константина Мишина, за что ему, конечно, благодарность просто безразмерная. В 1994 году выступили на фестивале в Киеве, в Зеленограде, в Одинцово, там была такая подвальная акустика. В 1994 году я общался с Ариной, с Летовым Игорем Фёдоровичем и с остальными ребятами очень хорошими. Коблова Алёшу как друга я обрёл снова. Ребята уехали, а я остался. После концертов "Гражданской Обороны" "Инструкция по выживанию" и "Родина" я уехал домой, чтобы приехать еще раз в июле и прожить в Москве практически весь июль. Записал я альбом под названием "Московская Архитектура" и вернулся домой, где был отыгран один из лучших концертов "Тёплой Трассы" полуакустический, в пристройке института культуры. Потом мы репетировали в каком-то ПТУ, после чего был отыгран тоже очень хороший концерт, на фестивале "За науку - рок-н-ролл". Я играл в составе группы "Тёплая Трасса" и перед ней ещё играл в составе группы "Peace Dead", которую мы собрали с Бякиным незадолго до этого. После этого я ушёл, потому что у меня должен был родиться сын, я женился во второй раз. И ушёл. И вот весь 1995 год и половину 1996-ого я занимался совсем другими делами, проживал во Владивостоке, но песен, конечно, не забывал. Выступал периодически. Квартирные дела были, свои песни пел, Романа Неумоева, Игоря Фёдоровича Летова и "Тёплой Трассы", конечно. А в 1996 году я приехал в Москву. Приехал директором "Тёплой Трассы" и директором физической фирмы "Архитектор продукт", которая занимается выпуском музыкального, стихотворного, прозаического и малярного наследия групп "Тёплая Трасса", "Страшный Смех" и Архитектора.

Десятилетие моей дороги Домой заканчивается, и нужно подвести итоги. Совсем недавно я записал пять альбомов, в общей сложности около двухсот минут музыкального материала. Всё это записано под названием "Исход. Небесное одиночество". В третьем и четвёртом записаны песни, присутствующие на альбоме "Архитектура. Исход". На первом и втором реализованы те песни, которые не были вообще никогда реализованы. Пятая часть представляет собой материал, не вошедший в "Архитектуру. Исход". Их меньшая часть, а большая часть - песни 1996 года. Есть ещё и более поздний материал для части шестой. Название, правда, не придумал ещё. Но, по всей видимости, я скоро это реализую. Ещё есть план выпустить книгу мою стишков, текстов. Вот это - вся моя хронологическая история. Я ещё ни с кем не прощаюсь, потому что уже никогда не буду, и поэтому мы ещё с вами увидимся.

Все ветра и все бураны,
Все тревоги и невзгоды
Лишь с надеждою пропели,
Отболели, отшумели -
И оставили свой следик,
Нам доставили удачу
На решающем сражении
За просёлочные дали...

PS: У меня ещё есть материал - не записанные вещи или записанные, но очень плохо. Время, я думаю, покажет, что дальше будет... Москва, 20 августа 1996 года.

От редакции: 27 марта 1997 года состоялись похороны Олега "Архитектора", барнаульского музыканта, участника группы "Тёплая Трасса" и создателя ряда собственных проектов. В память о нём предлагаем вашему вниманию рассказ Архитектора о своём творчестве. Данный материал является стенограммой "самоинтервью", надиктованного Архитектором на две кассеты 20 августа 1996 года.

Назад